Редактирование: Христос не имел нужды в молитве

'''Свт. Иоанн Златоуст.''' Хотя и Моисей сотворил некогда подобное же чудо, однако, и здесь открывается преимущество Христа, потому что Моисей чудодействовал как раб, а Христос – как Господь. Христос не простирал жезла, подобно Моисею, не воздевал рук к небу, <u>не имел нужды в молитве</u>; но, как Господь, повелевающий рабу и Творец твари, единым словом и повелением Он укротил и усмирил море, и буря тотчас совершенно утихла, так что не осталось никакого и следа волнения. (Беседы на Евангелие от Матфея, 28.2)

научу тебя касательно молитвы, которую Он произносил, что она была делом Его снисхождения и домостроительства, – ведь Христос, конечно, был не менее Иисуса Навина, – и что Он может научать нас и без молитвы. Как учителя, когда ты слышишь его лепечущим и перечисляющим буквы, ты не называешь незнающим, и когда он спрашивает: где такая-то буква? – ты понимаешь, что он спрашивает не по незнанию, а потому, что хочет вразумить учащегося, – так и Христос совершал молитву, не имея нужды в молитве, но желая научить тебя – быть постоянно внимательным к молитве, совершать её непрестанно, бодрственно и неусыпно. (Толкование на послание ап. Павла к евреям)


'''Преп. Исихий Иерусалимский.''' Владыка наш и Бог, воплотившись предложил начертание всякой добродетели в пример роду человеческому и в воззвание от древнего падения, живописав все добродетельное Свое во плоти житие. В числе многих других показанных Им добрых примеров, Он возшедши по крещении в пустыню, с постом вступил там в мысленную брань с дьяволом, приступившим к Нему, как к простому человеку; и образом победы над ним, т. е. смирением, постом, <u>молитвою</u> и трезвением, <u>кои держал Он, не имея в них нужды</u>, как Бог и Бог богов, научил и нас, неключимых рабов, как держать достодолжно брань против духов злобы. (К Феодулу душеполезное и спасительное слово о трезвении и молитве) {{check_authorship}}


'''Преп. Иоанн Дамаскин.''' Молитва есть восхождение ума к Богу или прошение у Бога того, что приличествует. Так каким же образом Господь молился о Лазаре и во время страдания? Ибо святой Его ум, однажды ипостасно соединившийся с Богом Словом, не имел нужды ни в восхождении к Богу, ни в прошении у Бога; ибо Христос один. Но Он молился, усваивая наше лицо, и прообразуя в Себе то, что было наше, и делаясь для нас Образцом, и уча нас просить у Бога и к Нему возвышаться, и через посредство святого Своего ума прокладывая нам путь восхождения к Богу. (ТИПВ, 3:24 (68))

Должно же знать, что есть два усвоения: одно — природное и сущностное, и другое — личное и относительное. Природное и сущностное, стало быть, то, которым Господь по человеколюбию воспринял нашу природу и все природное, по природе и поистине став человеком и испытав то, что относится к природе; личное же бывает тогда, когда кто-либо принимает на себя лицо другого по причине какого-либо отношения, то есть сострадания или любви, и вместо него произносит за него защитительные речи, <u>самого [говорящего] нисколько не касающиеся</u>. В таком смысле Господь усвоил Себе и проклятие, и оставление наше, и подобное, что не есть природно, — <u>усвоил, не Сам будучи этим или сделавшись</u>, но принимая наше лицо и поставляя Себя наряду с нами. (ТИПВ, 3:25 (69))


'''Свт. Феофилакт Болгарский.''' Показывая нам, что должно молиться сосредоточенно, Господь подымается на гору (Мф. 14:23). Ибо все делает ради нас, Сам же Он не нуждался в молитве. Молится допоздна, научая нас не скоро оставлять молитву, но ночью особенно совершать ее, ибо тогда бывает многая тишина. (Толкование на 14-ю главу Евангелия от Матфея)


'''Свт. Григорий Палама.''' Образ молитвы был ради присутствующего народа, но слова ее были словами не моления, но власти и самодержавия: «Лазаре, гряди вон» (11:43), – и немедленно четверодневный мертвец предстал Ему живым, так что не были ли единым: веление Живущего и молитва Животворящего? Он воскликнул гласом великим, и это было ради предстоящих, ибо Он мог не только умеренным голосом и одной только волею воскресить его, но и тогда, когда был далеко и когда лежал камень на гробе. (Омилия 15)