Коршиков Александр Александрович: различия между версиями

Вот яркий пример – это известный священник, протоиерей Александр Мень, который был очень известным проповедником, миссионером своего времени. Одновременно с этим он написал очень много текстов и есть очень много дискуссий по поводу тех или иных богословских позиций, которые в них есть. И отец Даниил [Сысоев] в свое время какие-то тексты брал и находил там до 30 осужденных ересей и говорит, что отец Александр Мень, он является, скажем так, модернистом, у него модернистские позиции. [...]

[- Вопрос:] По каким вопросам? [Коршиков:] В том числе, то, что все, что мы обсуждали: и эволюционизм, и границы церкви, и гиперэкуменизм там был, и чего там только не было, очень много разных вопросов богословских. [...] Здесь важно понимать какие вещи. Когда мы говорим, вот, о наследии, конечно, я считаю, что наследие Александра Меня, его можно изучать в религиоведческом порядке, но, конечно, его не надо изучать как православное вероучение чисто. [...] Поэтому тексты Александра Меня, они – не обязательны. Они, конечно – там есть очень много ошибок серьезных, но что, например – почему при этом я говорю, что одно дело отношение к текстам, которые сейчас могут быть и вредными, другое дело отношение к человеку. Отец Александр Мень был священником, который, на минуточку, скончался в 1990-м году. Он жил, не жил в России вообще, он жил только в советском союзе. Он проповедовал и учил о Христе во времена атеизма. Это требует, несомненно, мужества. То есть мы можем свидетельствовать, что это очень мужественный человек. [Комментарий:] Не просто атеизма, а богоборчества. [Коршиков:] Богоборчества, да. Что это мужественный человек. Во-вторых, ну понятно, что может [можно?] говорить о нем как о талантливом миссионере в интеллигенции. Несомненно, он был яркой очень личностью, проповедником. Еще важнейший момент: он находился в строгом послушании священноначалию. Он не был диссидентом внутри Церкви. Он четко исполнял все те послушания, которые священноначалие возлагало. Поэтому сказать, что он, знаете, вот, его поправляли, а он не исправлялся, мы тоже не можем сказать. Наверное, когда наступили бы 90-е годы, то пошли бы богословские дискуссии и тут же – тут как раз отца Александра Меня можно было либо похвалить, если он что-то исправил бы, либо поругать, что он не исправил своих заблуждений. Но в данном случае он просто не дожил до этого времени.

То есть он жил в условиях ограниченности литературы, да? ограниченности тех, кто мог его поправить. Поэтому многие вещи, многие заблуждения, которые у него есть, вполне вероятно, что он бы от них отказался бы, если бы была возможность его поправить впоследствии. Поэтому одно дело наследие, которое, несомненно, испещрено многими ошибками богословскими, которое, наверное, вредное для нас сейчас, неполезно читать православному, а другое дело сам отец Александр – это мужественный канонический священник, который проповедовал Христа в советское время. Поэтому я бы разделял, например, эти образы принципиально. [...] Что это все-таки одно дело – человек, потому что он как бы – человеку можно предъявить вину в его заблуждениях, когда он в них, на них настаивает, когда его поправляют, а он проявляет гордыню и не справляется. А с Александром Менем – многие вещи наверняка просто он не знал, что он ошибся, его не исправляли. [...]

Похожая история с владыкой Антонием Сурожским, может у него меньше этих заблуждений, хотя тоже есть заблуждения, по поводу допустимости – там есть действительно удивительные вещи, и по поводу экуменизма, и допустимости абортов в крайних случаях. [...] Это, конечно, очень сильно противоречит христианскому учению, вот. Но он действительно является апостолом либеральной интеллигенции, его очень любят [...] У него действительно есть серьезные заблуждения касательно молитвенной практики, очень странные суждения [...], противоречащие полностью православной аскетике [...] Есть вопросы, кстати, к тому порядку, который был в епархии его знаменитой Сурожской [...] вообще в его епархии было очень тяжелое наследие [...] Ну, то есть, там была такая вот – такая специфическая православная, такое общины, состояние. Но здесь опять же, да, владыка Антоний – какое, можно сказать, оправдание? Он жил в советское время, архиерей в Англии. Кто ему мог сказать? Знаете, у вас, владыка, что это у вас с епархией? [...] Кто бы его поправлял бы, что надо делать по-другому. Поэтому, опять же, надо различать владыку Антония Сурожского и его тексты, в которых, во-первых, это сейчас не тексты, а его аудиозаписи, которые расшифрованы, это во-первых, да? и какие-то неточности могут быть у кого угодно. [...] надо различать человека и текст, и смотреть, в каком контексте человек находится. Одно дело, когда человек что-то проповедует ошибочно, и годами это все продолжает проповедовать, его там пытаются поправить, он все это игнорирует. А другое дело, когда человек просто ну действительно, ну, он был в тех условиях, ему было трудно научиться. И поэтому наши ревнители иногда перегибают палку, осуждая не текст, а человека, клеймем, как будто это прям умышленный враг, который хотел что-то разрушить. Это, ну, подчас некорректно."<ref extends="interview">с 01:15:06.</ref>